Нынче время непростое. Кризис медленно, но верно проползает, как некогда бубонная чума, по всем сферам общественной жизни, начиная от экономики и заканчивая святая святых – литературой. Да, писатели двадцать первого века не могут похвастаться кардинально новыми сюжетами и уникальными фантастическими мирами. «Архетипы», – скажете вы, и будете, несомненно, правы. Только вот… Архетипы-то существовали всегда, а дефицит новых идей дал о себе знать всего лишь пару десятков лет назад. Непорядок.
Но следует ли осуждать однотипность сюжетов, говоря о литературе в целом и о фантастике в частности? Ведь еще Аристотель в своих многочисленных трудах отмечал, что материя сама по себе – ничто, и лишь идея делает ее уникальной и неповторимой. Так стоит ли осуждать однотипность способов подачи, являющихся, по сути, формами, если сами идеи, передаваемые этими сюжетами, разнятся из романа в роман?
«Мягкая научная фантастика» (soft science fiction) – термин, предложенный в 1997 году американским литературным критиком Джорджем Элриком (George Elrick) – как раз и обозначает произведения, главной составляющей которых является идея, а не острота и неожиданность сюжетных поворотов. В противовес ей, основной задачей «твердой» фантастики является описание окружающего мира. «Мягкая» же фантастика – жанр, направленный, прежде всего, на человека, как на личность, его моральные качества и душу.
Привет вам с Марса
Пожалуй, одним из самых известных авторов, популяризовавших «мягкую» научную фантастику, является Рэй Брэдбери (RayBradbury), перу которого принадлежит множество коротких фантастических рассказов, их чтением сейчас увлекаются даже десятилетние дети. Взять, скажем, «Марсианские хроники» – сборник, посвященный истории освоения человечеством Марса. Казалось бы, рассказы несут чисто информативную функцию: прилетели-нашли жизнь-повоевали-улетели; прилетели-разрушили планету-улетели и т. д.
Даже в пределах одного сборника автор не блещет особым разнообразием сюжетов, все они сводятся к паре-тройке довольно штампованных фабул о межпланетной колонизации. И тем не менее невозможно отрицать, что рассказы эти затрагивают какие-то «струны души». И в этом – вся суть «мягкой» научной фантастики. Казалось бы, совершенно невзрачные и ничем не привлекающие истории, которые по какой-то неведомой причине все-таки надолго западают в память.
Однако же, при всем уважении к мистеру Брэдбери, считать его отцом-основателем жанра ни в коем случае нельзя. Слишком уж поздно пришел он к нему, уступив первенство своему соотечественнику Роберту Хайнлайну (Robert Heinlein), известному своими многочисленными гуманистическими романами, среди которых «Дверь в лето», «Чужак в чужой стране» и т. д.
Работы Хайнлайна направлены в первую очередь на осознание и понимание читателем глубоким проблем философского и социального характера. Он многократно поднимает тему соотношения индивида и его социальных ролей, понятным и доступным языком рассказывает о безграничности и всемогуществе человеческой любви. Да, конечно, сами сюжетные линии тоже довольно увлекательны, разве что, абсолютно одинаковых лирических романов тысячи, а произведения Хайнлайна все же выделяются из общей массы.
Третий по счету, но не по значимости, пример автора, творящего в жанре «мягкой» научной фантастики – Урсула ЛеГуин (Ursula LeGuin), тоже американка. Хайнский цикл ее романов насквозь пропитан идеями гуманизма и антропоцентризма, что резко выделяет описываемые ею космические империи среди таких же империй других популярных фантастов.
Ну и, конечно же, нельзя пройти мимо советских писателей, чей вклад в «мягкую» научную фантастику вполне соразмерен вкладу американцев. Творчество Аркадия и Бориса Стругацких – яркий тому пример. Перечитайте, скажем, их юмористическое произведение «Понедельник начинается в субботу». Чем вам не фантастика, воспевающая человека? Как и многие другие их произведения, эта повесть обращена к человеку и ставит именно его, а не творящиеся вокруг него чародейства, в центр повествования, и быть может, даже мироздания.
Филологические экзерсисы
Понятие «мягкая научная фантастика» – довольно двусмысленное и мало кому до конца понятное. Да, конечно, основное отличие этого жанра от его противоположности, фантастики «твердой», угадывается легко – этот жанр гуманистичен. Но с другой стороны, если между другими жанрами фантастики, допустим, между фэнтези и альтернативной историей, легко проводится четкая граница, то определить на глазок степень «мягкости» того или иного произведения бывает подчас затруднительно. Что же делать в таком случае?
Специально для того, чтобы вопрос этот не тревожил больше простых обывателей, филологи-фантастоведы разработали краткий перечень основных фабул, используемых в «мягкой» научной фантастике. Стоит отметить, что все эти фабулы, в противовес сюжетам «твердой» фантастики, несут в себе фантастическое отображение общественных, социально-гуманитарных идей.
Так, известный американский писатель Майкл Бишоп (Michael Bishop) в своих романах часто пользуется антропологическими идеями: в одном из его романов очень красочно изображено появление обыкновенного австралопитека в трущобах современного американского города.
Другая популярная проблематика «мягкой» фантастики – взаимоотношения человека и природы, в частности, губительное и разрушительное влияние на природу человеческой деятельности. В своей знаменитой антиутопии «Смерть травы» популярный британский писатель Джон Кристофер красочно и наглядно описывает ужасающие последствия гибели флоры, которая приводит и к последующей гибели цивилизации.
Третья идея – деньги. И это вполне логично, ведь представить жизнь без денег в наше время практически невозможно – бартер вместе со всеми его преимуществами и недостатками ушел в далекое прошлое. Так что обойти экономические проблемы фантастика не могла никак. В романе «Атлант расправляет плечи», набирающем все большую популярность, Эйн Рэнд (Ayn Rand) красной нитью через весь сюжет проводит проблему экономического кризиса, связанного с переходом от рыночной экономики к плановой.
Ну и, конечно, нельзя обойти вниманием, пожалуй, наиболее важную тему мягкой научной фантастики: психологию. Недаром ведь всеми любимый Айзек Азимов изобрел целую новую науку: робопсихологию! Да, психология и этика – это темы, как нельзя теснее привязанные к каждому человеку в отдельности и всему человечеству в общем. И темы эти – вечные, берущие свое начало еще на Древнем Востоке и перекочевавшие в западную культуру посредством моральной философии Сократа.
Ярчайшим примером психофантастического романа являются, наверно, произведения Роджера Желязны (Roger Zelazny) «Хроники Амбера» и «Мастер снов». И если книги, входящие в «Хроники», во многом акцентируют внимание на зависимости окружающего мира от сознания человека (что приближает их к такому философскому течению, как субъективный идеализм), то «Мастер снов» – произведение настолько психологическое, что даже главный герой там – психолог, лечащий своих пациентов при помощи особой ментальной техники, базирующейся на вторжении в их кошмары.
Мягкая научная фантастика – направление, зародившееся только в XX веке. А кажется, что она была с нами на протяжении всей человеческой истории. Настолько близки и понятны произведения этого жанра. Понятны и близки, поскольку они о людях, о каждом человеке и обо всем человечестве. Эти произведения несут в себе частичку духа эпохи, а не сухой набор фактов о каком-то чужом мире, сдобренный остротой сюжета. Это книги, написанные человеком для человека.
